Игорь Афанасьев - <a href="/cdn-cgi/l/email-protection" class="__cf_email__" data-cfemail="29796168677d66646965667f6c076a6664">[email protected]</a> (ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ)
Он не мог понять собственных внутренних перемен: вместо того, чтобы забыть всё, что было связано с Давидом и всё, что было вызвано из подсознания в реальность именно благодаря его сумасшедшему эксперименту, он, словно прикованный к веслу гребец, изо дня в день силился преодолеть новые и новые пороги космических измерений и проникнуть туда, куда ему указали лишь пунктирный путь. Его личная жизнь превратилась в некое подобие монашеской епитимьи и вызывала недоумение у друзей и знакомых, знавших его по былым загулам и романам. Тусклый интерес к новым знакомствам и вялые контакты со старыми друзьями лишь подчёркивали ту сумасшедшую энергию, которую он ощущал, усаживаясь по ночам за компьютер и вслушиваясь в далёкие времена и события.
— Но кому это всё нужно? — произнёс вслух наболевший вопрос Филимон, и ему почудилось, что в ответ из глубины комнаты послышался огорчённый вздох.
— Кажется, клиент созрел, — грустно подвёл он резюме под размышлениями и налил себе приличную дозу виски.
Он ощущал, что на самом деле его не оставили в покое, что он по- прежнему находится «под колпаком», и все его шаги контролируются коротышкой. Мелькнула мысль о том, что нужно разбить вдребезги компьютер и немедленно переехать в другое место.
— Куда? — философски переспросил сам себя Филимон.
Волна света и покоя обняла его вместо ответа. Что-то важное и серьёзное почувствовал он в сегодняшнем потоке, и все его проблемы отодвинулись куда-то далеко, а оттуда, издалека, донёсся звук гитарной струны:
— Дзен.
Глава девятая. Пионерское лето
Лето вышло клёвым.
На весь июнь Филю спровадили в пионерский лагерь. Несколько раз до этого он уже там бывал, но тогда там же всё лето работали воспитателями его родители.
Это было утомительно.
И раньше он был гораздо младше.
Еще в автобусе, который отходил прямо от завода «Артёма», Филька увидел многие знакомые и, в то же время, изменившиеся лица прошлогодних приятелей, и особенно ему понравились перемены, произошедшие с девочками.
Полной свободы в лагере ожидать было трудно. Утренние и вечерние линейки, дурацкие пионерские концерты-монтажи, всеми проклятый «тихий час» в самый разгар летнего дня и ненавистная утренняя гимнастика вызывали своей обязательностью известное раздражение.
На беду Фильки, «физруком» в лагере работал папин приятель и его, Филькин, школьный учитель физкультуры, бывший гимнаст-разрядник, Лев Семёнович. Кроме фанатичной преданности спорту, он обладал железными пальцами и жёстким чувством юмора. С норовистыми пацанами он держался просто, но строго, а проскакивавшие попытки хамства или панибратств пресекались исторической фразой:
— Сейчас как дам щелбана в лоб, так в слове «мама» будешь четыре ошибки делать.
Он явно был связан просьбами родителей присматривать за Филькой, что ему и самому не нравилось. Лев Семенович уважал самостоятельность подрастающих мужчин, но и спрашивал с них — по-мужски. Когда Филю и ещё тройку бойцов из шестого отряда взяли ночью с поличным в девичьей спальне, то Лев Семёнович предложил директору лагеря провести воспитательный процесс по его рецептам.
Ничего предосудительного пацанам не шили — просто в лагере была принята дурацкая ночная война между мальчишками и девчонками. Главным оружием в этой войне служила зубная паста. «Мазались» постоянно и беспощадно: спящему человеку рисовали на лице всевозможные узоры, но чаще лепили пасту в волосы. Было меньше шансов на то, что человек почувствует прикосновение и проснётся, а также больше шансов утром драть от смеха животы, наблюдая за попытками несчастной жертвы отмыть волосы у длинного зелёного корыта с алюминиевыми горшками- умывальниками.
Дикий азарт вызывал уже сам процесс ночного проникновения в спальню к противоположному полу: нужно было дождаться, пока угомонятся пионервожатые и противник, затем неслышно выскользнуть из своей мужской казармы на тридцать коек и проникнуть во вражеское расположение. Смесь игры и настоящей опасности заключалась в том, что если девчонки предвосхищали события, то можно было получить веником или тапочком по башке, либо быть позорно облитым водой с головы до ног. Девчонки не оставались в долгу, иногда своей хитростью и изобретательностью превосходя мальчишечью ораву. Так, однажды вечером, пока мальчишки орали на очередном просмотре «Чапаева», они проникли к ним в спальню и густо вымазали пастой обратную сторону подушек. Гогочущая орава ворвалась после окончания фильма в свою крепость и, в возбуждении от военных подвигов Чапая, Петьки и Анки — пулемётчицы, устроила битву подушками. Пока они сообразили, что происходит, — расчёт девчонок оправдался, — перемазанные с ног до головы пастой рыцари, под хохот прекрасных дам отправились к умывальнику отмывать следы позорного поражения.
Война эта была азартной и беззлобной, и в глубине её таилась просто тяга к ночи, к тайне и к неизбежному контакту с противоположным полом. Именно это и вызывало наибольшую тревогу директора лагеря, ибо перед каждым новым заездом его предупреждали в парткоме завода о том, что «если проспит аморалку — положит билет».
Директор издавал строгие указы и организовывал облавы на нарушителей дисциплины, в одну из которых и попал Филька со товарищи.
Лев Семёнович взялся прекратить безобразия.
Первым из методов он выбрал давно проверенное средство.
Каждому из захваченных в плен он влепил перед всем строем по убийственному щелбану. Палец у «физрука» был длинный и деревянный, словно рычаг римской метательной машины, он оттягивал его до предела, а затем отпускал, направляя точно в цель. Лбы трещали, как спелые арбузы на базаре, а вокруг помирали от смеха амазонки.
Но радость их была недолгой.
Завершив экзекуцию, Лев Семёнович произнёс пышную речь:
— Не умеешь — не берись, взялся — не попадайся, попался один — отвечают все! А теперь — все на марш-бросок!
Марш — бросок был испытанием для девятого и десятого отрядов, для тех, кому через год-другой предстояло идти в армию, и первые навыки армейских будней они получали в лагере. Главными критериями марш-броска была скорость выполнения поставленных задач и успехи не отдельных лидеров, а всего отряда.
Результат на финише считался «по последнему».
Во время испытания нужно было с огромным рюкзаком за плечами бегом и быстрым шагом преодолеть пять километров по лесу, преодолеть «полосу препятствий», построенную у старого «дота» на противоположном берегу речки Ирпень, попасть алюминиевыми учебными гранатами в полуразрушенный бетонный колпак, затем, выкопать окоп сапёрными лопатками и, по команде, засыпать его вновь; после всего — надеть противогазы и как можно быстрее вернуться в лагерь. У девочек груз был поменьше — санитарные сумки. Но если «физрук» тыкал в кого из мальчишек пальцем и объявлял: «Ранен в ногу!» — им нужно было немедленно оказать первую медицинскую помощь и помочь раненому дойти до базы.
Для шестого отряда всё это выглядело нереальной задачей.
Но «физрук» выдал отряду рюкзаки, противогазы, санитарные сумки и предупредил:
— Контрольное время — тринадцать ноль-ноль! Опоздает один — завтра повторяют все! За мной!
Такие дни запоминаются на всю жизнь.
Филя отчётливо помнил все изменения, происходившие с ним по ходу марш-броска. Чувство игры и азарта исчезло на втором километре, на четвёртом — глаза вылезли на лоб и лёгкие жадно всасывали горячий воздух, не успевая насытиться кислородом. Командир внимательно следил за своим малолетним войском, и сделал очень разумный привал, но двинуться дальше после привала — это уже было подвигом.
Привыкший сигать по заборам и сараям Филька «полосу препятствий» преодолел ловко, окопчик под свой маленький рост тоже выкопал быстро, хотя и натёр огромные волдыри на ладонях, а вот добросить гранату до полуразрушенного бетонного гриба не смог. Гранату добросили считанные бойцы, и среди них несколько девчонок.
Не вернулся в лагерь Филька и в числе первых.
Он и другие трое проштрафившихся были ранены, по указу Льва Семёновича, в ногу и дошкандыбали до финишной черты с помощью санитарок, но вовремя.
— Двенадцать — сорок пять! — громко объявил время завершения похода «физрук», и добавил: — Молодцы. Желающих повторить — милости прошу!
Желающих не было.
По-быстрому проглотив обед, измученный шестой отряд дополз до своих палат и впервые в жизни хором благословил тихий час.
Спали до самого вечера.
Мёртвым сном.
Во время вечерней линейки Лев Семёнович объявил, что шестой отряд показал выдающийся результат, до которого ленивому десятому отряду «потеть и потеть», и за это награждается внеочередным посещением бассейна в соседнем лагере.
Это было приятно.
